В свое время А.Л. Якобсон, пытаясь дать обзор армянской средневековой архитектуры Таврики, констатировал, что при значительном удельном весе армянского населения в Крыму, притом сосредоточившегося в городах, следовало бы ожидать обилия памятников материальной культуры, начиная с XIII в. – если не массового вещественного материала, то монументального, т.е. архитектурного, чего в действительности не наблюдается [24: с.169]. В частности, относительно Солхата он утверждает: «В самом Старом Крыму армянских построек не сохранилось» и сообщает лишь о монастыре Сурб Хач, расположенном за пределами города [24: с.169, 171, 173-181].

     Места компактного проживания армян на территории средневекового Солхата-Крыма пока определены лишь условно. М.Г. Крамаровский, посвятивший его исторической топографии и населению специальное исследование, со ссылкой на В.А. Микаеляна считает, что в XIV в. армянская колония, вероятно, занимала несколько кварталов, один из которых назывался «Верин (верхний) охетнер»¹. Они находятся в северо-западном секторе городища, где, в частности, в районе современной ул. 12 апреля на глубине около 2 м, в слое с керамикой XIV в. археологическими раскопками было обнаружено богато декорированное надгробие армянского мальчика с датой 1363 г. и остатки заготовок резных деталей из камня [9: с.53; 10: с.146-147].

     О пяти кварталах «греческих и армянских неверных» Эски Кырыма, не детализируя сведения, сообщает Эвлия Челеби, посетивший город в 1666 г. [7: с.82]. Точно так же И. Лютов, около 1783 г. составивший подробный план г. Старого Крыма, культовые постройки христиан, не определяя их конфессиональную принадлежность, обозначил в легенде к чертежу как «Бывшие христианские церкви» [ЦГВИА, ф. ВУА, д. 22608]².

     В 20-х годах XIX в. архимандрит Минай Медици (Минас Бжишкян) выполнил описание армянских древностей Таврического полуострова, уделив особое место памятникам Старого Крыма. При этом, со ссылкой на не названные конкретно свидетельства армянских историков (указанные в примечании как «Сведения историков о приходе Армян в Крым»), он отметил, что армяне составляли некогда значительную часть населения Старого Крыма, а дома их, по его собственному наблюдению, «были хорошо построены и отличались богатством». Архимандрит повествует о шести храмах города и одном надгробном памятнике армянского кладбища, детально рассматривает архитектуру монастыря Сурб Хач [15: с.446].

     Сведения М. Медици имеют исключительную ценность для локализации и топографической идентификации армянских храмов Старого Крыма, хотя и не содержат необходимой информации о времени их появления, равно как, и детальной архитектурной характеристики, исключая, пожалуй, лишь довольно точное описание построек Сурб Хача, исходя из которого, можно сделать вывод о достоверности его свидетельств.

     Сначала, перечисляя попутно сохранившиеся мечети, архимандрит сообщает о развалинах двух армянских церквей при въезде в город (со стороны Судака), «которые, можно полагать по остаткам, были покрыты куполами, и имели отдельные притворы и дворы, по обычаю всех древних армянских церквей» [15: с.446]. Абсолютно те же объекты, дополнив их другими ориентирами, в частности, отметил и П.С. Паллас, посетивший Эски-Крым ещё в 1793-1794 гг.: «Первые развалины, лежащие у дороги, – две татарские мечети. Сейчас за ними следует обновленное здание фонтана с сильным и великолепным источником, < … > затем следует армянская церковь, представляющая собой род параллелепипеда, над которым возвышается восьмиугольный купол; внутри, с восточной стороны, – выдающаяся вперед ниша для алтаря, а с западного конца – притвор, состоящий из двух отделений». Учитывая последовательность описания строений и то, что после храма сразу отмечены развалины полковых казарм (обозначенные на плане И. Лютова как «Мазанки в коих Зимовали Екатеринославской и днепровской Пикинерные Полки»), надо полагать, П.С. Паллас перемещался по дороге в западном направлении. Второй, уцелевший, храм Старого Крыма он считал греческим [16: с.115]. Сопоставление данных, приводимых П.С. Палласом и М. Медици, с планом И. Лютова позволяет соотнести между собой представленные церкви и объекты, обозначенные на чертеже как С3 и С4. Упомянутые при этом мусульманские культовые постройки вполне могут быть отождествлены с сооружениями D2 (т.н. мечеть Узбека) и D1 (рис.1).

     Далее в своем описании М. Медици сообщает: «В той же самой равнине, к северу от города, видны следы стен и еще двух других армянских церквей: одной во имя св. Иоана Предтечи, а другой во имя св. Стефана» [15: с.446]. Вне всякого сомнения, речь идет о храмах С1 и С2, указанных и на плане И. Лютова (рис.1)³.

     Затем М. Медици отметил еще одну церковь, которую он, надо полагать, застал в сильно руинированном состоянии: «Между множеством армянских церквей и часовен, которые существовали некогда на этой равнине, местность которых теперь можно означить по одним только грудам камней, существовала и церковь св. Григория, просветителя Армении, не далеко от нынешнего базара⁴ . Она имела в длину 7 саж. и 2 арш. а в ширину 3 саж. 1 арш. На остатках некоторых колонн видно изсеченное изображение Креста и армянская надпись: «Святой Сергий» [15: с.446]. Эту церковь, предположительно, можно отождествить с постройкой С5 на плане И. Лютова (рис.1). Судя по относительно большим размерам здания (16,40 х 7,10 м⁵) , упоминанию колонн (если, конечно, те не принадлежали другому строению – собственно, церкви св. Сергия), посвящению и расположению, храм св. Григория, вероятнее всего, был главным культовым сооружением города, а в его в архитектуре (видимо, гавита) применялись отдельно стоящие опоры. Важной деталью является то, что на плане города это строение, единственное из всех представленных И. Лютовым, изображено с полукруглой апсидой и действительно выделяется своей величиной. По свидетельству А.И. Маркевича, посетившего г. Старый Крым в июне 1892 г. – вскоре после разборки руин на камень «в недавнее время», сведения о данном объекте весьма противоречивые: «Близ базарной площади кладбище с плитами без надписей. Здесь же остатки постройки – говорят, армянской церкви, но вернее – татарской мечети» [13: с.125].

     Бесспорной локализации поддается лишь шестой по счету храм, упомянутый М. Медици: «Церковь Пресвятой Девы Заступницы, Чархапан, уважаемая Армянами и по настоящее время, стоит у городского моста, довольно древней постройки. Развалины этой церкви сохранились лучше нежели прочих церквей» [15: с.446-447]. На плане И. Лютова в указанном месте отмечен всего один единственный культовый объект – С6, отнесенный топографом к категории «Бывшие христианские церкви» (рис.1).

     Таким образом, на данном этапе исследований относительно определенно можно судить о локализации шести армянских храмов города, хотя, вне всякого сомнения, их количество было больше. По крайней мере, по мнению В.А. Микаеляна, посвятившего изучению армянских поселений Крыма специальное исследование, согласно данным памятных записей манускриптов и свидетельств путешественников в Солхате XIV-XV вв. насчитывалось четыре монастыря и девять церквей, возведенных армянами [14: с.109; 8: с.13, 96]. С определенной долей условности к их числу может быть отнесено также строение, которое отмечено А.И. Маркевичем неподалеку от объекта С6: «Вблизи развалины другого храма, также обращенного на восток; и здесь сохранилась одна боковая стена с уцелевшей входной дверью и остатками сверху ея узкого окна. Вокруг кладбище; плиты без надписей» [13: с.125]. Упомянутые исследователем проемы, расположенные в продольной стене один над другим, дают основание предполагать сводчато-купольное перекрытие здания, более характерное для армянской архитектуры региона.

     Известно, как выглядел один из храмов, о которых сообщают П.С. Паллас, М. Медици и И. Лютов. В 1783 г. его запечатлел художник М.М. Иванов (рис.2) [СПб. Русский музей. Шк А 69/III: Р-30071]. Позднее, в 1797 г., на основе данного эскиза им была создана большая акварельная картина с тем же видом (рис.3) [СПб. Русский музей. Шк А 69/V: Р-5870]. Сравнивая другие крымские работы мастера с изображенными на них строениями, можно утверждать, что М.М. Иванов зарекомендовал себя, как хороший и добросовестный художник, который всегда старался предельно точно передать на бумаге все наиболее характерные черты зданий и местности и только в студийных работах он допускал незначительный полет фантазии, предполагавший улучшение композиции⁶. Следовательно, не доверять его пленэрным рисункам нет никаких оснований. Судя по наличию к югу от строения дороги, ведущей в восточном направлении, и минарета с конической кровлей башенки на заднем плане, который может быть соотнесен с мечетью D1, на акварели представлен храм С3, располагавшийся на въезде в город.

     М.М. Иванов изобразил прямоугольное в плане купольное здание со сводчатым перекрытием и щипцовым завершением стен, средокрестие которого на пересечение коньков венчал каменный восьмигранный барабан с пирамидальным верхом. Вход расположен с южной стороны, на поперечной оси церкви. Рваные очертания вывала дверного проема дают основание утверждать, что кладка храма была бутовой. Углы строения и барабан сложены из чисто тесаных блоков известняка. Кровля каменная. Каждый из двух представленных на рисунке фасадов церкви в верхней части сооружения, на уровне низа щипца, посередине имел узкое щелевидное окно с прямоугольным наличником. Широкая профилированная рамка, слегка выступавшая из плоскости стены, украшала также вход в здание. На барабане изображен только один оконный проем – с южной стороны, остальные грани глухие. С запада к храму примыкает большой притвор с двускатной кровлей⁷ . Вход в пристройку расположен с юга, на акварели имеет вид вывала в стене. Рядом с ним, с восточной стороны, устроено прямоугольное окно. Художником отмечены также наиболее поврежденные места здания – утрата верхней части северо-западного угла и обоих дверных проемов.

     Апсиду на рисунке не видно. Поскольку по отношению к картинной плоскости церковь развернута боковым фасадом под углом около 40°, подобное могло быть в том случае, если ее алтарное полукружие выступало наружу незначительно либо полностью скрыто внутри основного объема. Данная деталь, а также остальные архитектурные формы строения, изображенного художником – прежде всего, каменная пирамидальная кровля купола на восьмигранном барабане, наличие двух входов и обширный притвор с западной стороны являются характерными для армянского зодчества.

     Завершение храма, запечатленное акварелью М.М. Иванова, для средневековой архитектуры Таврики несколько необычно и пока точных аналогий среди известных построек региона не имеет. Тем не менее, подобные крыши нередко применялись на территории Армении, как правило, в строениях с квадратным планом. Весьма показателен пример Санаина, где представлено сразу три таких сооружения – колокольня, гавит и книгохранилище, которые при относительном внешнем сходстве между собой разительно отличались конструктивным решением перекрытия – по сути, основными вариантами, использовавшимися в армянском средневековом зодчестве [22: с.39, 40, 42-47, 52-53, табл.1, 3, 10, 49, 63-67, 83, 85].

     Истинная архитектоника храма С3 однозначно может быть определена только после его археологического изучения. На данном этапе исследований с учетом результатов графического анализа рисунка допустимо предположить, что ближайшей параллелью ему является церковь св. Иоанна Предтечи в Каффе (1348 г.), плановая схема которой вполне позволяет осуществить подобное завершение здания.

     Вероятно, о храме С3 опосредованно свидетельствует нарративный источник второй половины XIX в. Гавриил Айвазовский, представляя остатки христианских древностей в Крыму, в примечании к их описанию упоминает старокрымский монастырь «Успения Божьей Матери», перестроенный из дворца императрицы Екатерины II. При этом он сообщает, что над его воротами «в ограду поставлена икона, перенесенная из разрушившейся древней армянской церкви, которой остатки видны при въезде в город с северной стороны» [2: с.37]. Насколько достоверна данная информация – в части происхождения сполии, неизвестно, но, сама по себе она немаловажна, так как, вне всякого сомнения, речь идет о вторично использованной плите со строительной надписью 1469 г., украшенной рельефным изображением богоматери с младенцем и двумя гербами Бернардо де Амико, консула Солдайи [23: с.177, табл. 2, № 37; 20: с.172-175, рис.7].

     Храм С4 (на территории бывшего табачного склада по ул. П. Осипенко) – единственное христианское культовое сооружение средневекового города, руины которого сохранились до настоящего времени.

     Помимо И. Лютова, отметившего объект на плане, и соотнесенных с ним свидетельств М. Медици о данном строении некоторые сведения сообщает также А.И. Маркевич, осмотревший его в июне 1892 г.: «Вблизи нынешней армянской церкви развалины храма с притвором, алтарным закруглением и боковой дверью с окнами по сторонам. Длина храма внутри 13 шагов, ширина 6 шагов. Говорят, что это остатки греческой церкви св. Георгия, но другие уверяют, что на окружающем эту развалину кладбище еще недавно были плиты с армянскими надписями. В настоящее время только на одной плите заметны три полустертые буквы, но их разобрать невозможно» [13: с.125].

     Предположительно, о нем идет речь в протоколе заседания ТУАК от 5 сентября 1903 г., отметившего факт выделения средств на поддержание «древней греческой церкви Св. Иоанна Богослова» в г. Старом Крыму Таврической губернии [17: с.55-56]. Явные следы ремонта кладок, способствовавшего сохранению сооружения, отчетливо видны на юго-западном и северо-восточном углах здания.

     В 1968 г. остатки храма были обследованы группой специалистов в составе А. Мнацаканяна, Э. Корхмазян, Н. Салько и Ю. Таманяна, которыми на основании плана, характера кладки и других, не обозначенных конкретно, признаков руины декларативно отнесены к армянской архитектуре. Более того, последним из перечисленных исследователей дополнительно отмечено, что планово-пространственная композиция, с выступающей из общего объема здания алтарной апсидой, кладка стен из рваного камня характерны для ранних памятников армянского зодчества Крыма [25: с.48, 49].

     В 1986 и 1997 гг. Золотоордынская (Старокрымская) археологическая экспедиция Государственного Эрмитажа под руководством М.Г. Крамаровского осуществила архитектурно-археологическое изучение храма. Раскопками была вскрыта внутренняя часть строения до уровня древнего пола, расчищены кладка и пол разрушенного западного притвора, исследовано состояние фундаментов и могильник с южной, восточной и северной сторон. Кропотливое, но совершенно сумбурное, описание выявленных строительных остатков и размышления по их поводу, а также графическая реконструкция здания опубликованы. Остается только сожалеть, что при этом в научный оборот не введены упомянутый в статье «полный архитектурно-археологический обмер руин», стратиграфии, да и, собственно, основные находки, отсутствие которых не позволяет в полной мере оценить обоснованность выводов [11: с.68-76].

     Храм С4 представляет собой каменное строение с прямоугольным в плане наосом и выступающей наружу полукруглой апсидой (рис.4). Он имел два входа – в южной и западной стенах, располагавшиеся точно на осях здания. По обе стороны от бокового дверного проема в нижней части кладки, на уровне пола, размещены аркосолии. Сохранились остатки двух подпружных арок сводчатого перекрытия, которые поддерживались полукруглыми в сечении пилястрами. Опоры имеют четко выраженную кубовидную базу с угловыми срезами, завершались низкой и широкой профилированной капителью. Конструктивное начало данной архитектурной детали явно уступает ее декоративным качествам. Алтарь освещался щелевидным окном в апсиде. С западной стороны к храму, без перевязки кладок, заподлицо с боковыми стенами примыкает большой притвор. Вход в пристройку вел с юга. Кладка стен трехслойная двухлицевая, выполнена из бута разной величины на известковом растворе. Углы здания, обрамление проемов, пилястры и частично перекрытие сложены из тщательно обработанных блоков известняка. Внутренние размеры: притвора – 5,1 х 4,1 м, наоса – 4,55 х 6,75 м, алтарного полукружия – 3,2 х 1,6 м. Толщина стен – соответственно, 0,60 м, 0,87 м и 0,65 м. Ширина южного входа – 0,85 м, его высота – 1,84 м. Просвет западного проема – 0,82 м. Раскопки позволили М.Г. Крамаровскому датировать солхатский храм серединой XIV – началом XV вв. и установить, что при возведении его стенами были перекрыты отдельные безынвентарные могилы некрополя [11: с.73, 76].

     Л.А. Беляевым, руководившим археологическими работами на памятнике в 1986 г., данное сооружение интерпретировано как «армянская церковь» и отнесено к числу объектов, построенных в XIV-XV вв. «беженцами из Армении от нашествия Тамерлана» [3: с.221, 246, прим. 109]. Армянским считает это строение также Т.Э. Саргсян, отождествляя его с храмом св. Иоанна Предтечи [18: с.21].

     Автор раскопок М.Г. Крамаровский конфессиональную принадлежность храма однозначно не определяет, но ограничивается исключительно лишь различного рода посылками на признаки, которые якобы характерны только для византийской архитектуры: в частности, окна в барабане им восстанавливаются «согласно византийской практике» и «по аналогии с храмами крымско-византийского круга памятников», хотя восьмигранные гладкостенные барабаны более свойственны как раз кавказскому зодчеству. Здание он ошибочно считает базиликой, присоединяясь к числу поклонников данного терминологического нонсенса: «Эти маленькие бесстолпные, однонефные церкви обычно называют базиликами, и они представляют собой устойчивый, хорошо приспособившийся к возможностям провинциального строительства и нуждам периферии тип храма, возникший в Византии в VII-IX вв., широко распространившийся в X-XII вв.» По мнению М.Г. Крамаровского, пилястры храма «позволяют поставить его в один ряд с балканскими памятниками: церквями во Врачевищице и храмом в Брякове (Сербия)», а сам он «являет собой некое промежуточное звено между памятниками Балкан и Крыма». Исследователь считает, что здание было перекрыто коробовым сводом на подпружных арках, поддерживавших также восьмигранный каменный барабан с шатровой крышей и восемью окнами [11: с.73-75].

     Основные недостатки реконструкции строения, предложенной М.Г. Крамаровским: для сводов и арок этого времени более характерен стрельчатый профиль сооружения; всего две подпружные арки и разорванный посередине (незамкнутый) свод крайне плохая опора для каменного барабана, пусть даже и без купола(?); искажены пропорции внутреннего пространства; ниши аркосолей на чертежах изображены в виде сквозных проемов, а на рисунке перспективы их арки (впрочем, как и обрамление входа) не должны выступать из плоскости стены подобно наличнику; на плане несоразмерны сечение пилястр и ширина подпружных арок; при сводчатом перекрытии особой необходимости в стропильных конструкциях кровли нет; скат крыши слишком крутой для желобчатой черепицы.

     Наиболее выразительные черты архитектоники данного строения, прежде всего, наличие двух входов и гавита дают основание считать его все-таки армянским храмом. Здание имело традиционное сводчатое перекрытие на подпружных арках, относительно пологую двускатную кровлю и внешне, исключая детали, почти не отличалось от многих других подобных церквей средневекового Крыма. Аналогии полукруглым пилястрам наоса пока известны лишь на двух относительно близких по времени памятниках полуострова – храме Ай-Андрий близ с. Генеральского и надвратной церкви (1459 г.) Фунского замка. Последняя параллель интересна еще тем, что в одной из стен (южной) здания при его закладке также сооружен аркосолий, а само оно было возведено при непосредственном участии армянских мастеров [5: с.159-161, 182, рис.15-17, 21, 119-122, 126]. Подобные опоры подпружных арок достаточно характерны для средневекового зодчества Армении, где представлены многочисленными примерами таких пилястр – в трапезных, гавитах и различного рода галереях [21: рис.87, 93, 94, 101, 102, 120-134; 172-175].

     Армянским, вероятнее всего, церковным постройкам города принадлежат и несколько выразительных лапидарных находок.

     Об одной из них сообщает А.И. Маркевич: «на главной улице, у дома Памбухчиева, выкопан большой, почти четырехугольный камень, с высеченным на нем крестом оригинальной формы. По словам местных жителей, на том месте в земле есть большой фундамент, вероятно, церкви, еще не расчищенной. < … > судя по форме, крест на камне, о котором идет речь, не греческий а армянский или генуэзский» [12: с.67-68]. Выводы исследователя об этнической принадлежности находки не лишены оснований. В несколько упрощенном виде рельеф действительно воспроизводит традиционную для хачкаров региона форму креста, представленную самыми различными вариантами XIV-XVIII вв. [1: с.62-98].

     Вторая находка современная, происходит из района Красной площади города – выявлена случайно в ограде хлебокомбината. Она представляет собой обломок архитравной плиты наличника с однострочной армянской надписью на фаске (рис.5). Деталь имеет форму характерную для обрамления дверных проемов армянских храмов города (С3 и С4) и вполне могла принадлежать одному из подобных строений, остатки которого следует искать неподалеку.

1. Айбабина Е.А. Декоративная каменная резьба Каффы XIV-XVIII вв. Симферополь, 2001.
2. Айвазовский Г. Остатки христианских древностей в Крыму // Сурб-Хач. №1. Симферополь, 1997. С.34-39.
3. Беляев Л.А. Христианские древности. СПБ., 2000.
4. Кирилко В.П. Надвратные башни укреплений Юго-Западной Таврики (XIV-XV вв.) // АДСВ. Вып.32. Екатеринбург, 2001. С.283-308.
5. Кирилко В.П. Крепостной ансамбль Фуны (1423-1475 гг.). К., 2005.
6. Кирилко В.П. Строительная периодизация т.н. мечети Узбека в Старом Крыму // Генуэзская Газария и Золотая Орда. Киев, 2008 (в печати).
7. Книга путешествия. Турецкий автор Эвлия Челеби о Крыме (1666-1667 гг.). Перевод и комментарий Е.В. Бахревского. Симферополь, 1999.
8. Корхмазян Э.М. Армянская миниатюра Крыма (XIV-XVII вв.). Ереван, 1978.
9. Крамаровский М.Г. Полевой сезон 1981 года: Старокрымская (золотоордынская) экспедиция // СГЭ. XLVIII. Ленинград, 1983. С.53.
10. Крамаровский М.Г. Солхат-Крым: к вопросу о населении и топографии города в XIII-XIV вв. // Итоги работ археологических экспедиций Государственного Эрмитажа. Л., 1989. С.141-157.
11. Крамаровский М.Г. Средневековая базилика на городище Солхата // Византия в контексте мировой истории. СПб, 2004. С.68-76.
12. Маркевич А.И. Поездка в г. Старый Крым // ИТУАК. № 6. 1888. С.64-77.
13. Маркевич А.И. Старо-Крымские древности // ИТУАК. № 17. 1892. С.124-129.
14. Микаелян В. Средневековый Крым и армяне // Литературная Армения. № 10. 1971. С.106-117.
15. [Минай Медици] Армянские древности Таврического полуострова. Перевод Х. Кушнерёва // ЗООИД. Т.Х. 1877. С.441-451.
16. Паллас П.С. Наблюдения, сделанные во время путешествия по южным наместничествам Русского государства. М., 1999.
17. Протоколы заседаний Таврической Ученой Архивной комиссии: Заседание 5-го сентября 1903 года // ИТУАК. № 35. 1903. С.55-56.
18. Саргсян Т.Э. История одного хачкара // ИНК. № 5. 2004. С.17-23.
19. Саргсян Т., Петросян М. Крым: Монастырь Сурб Хач. Симферополь, 2008.
20. Скржинская Е.Ч. Новые эпиграфические памятники средневекового Крыма // ИАСК. М., 1958. С.155-175.
21. Халпахчьян О.Х. Гражданское зодчество Армении. М., 1971.
22. Халпахчьян О.Х. Санаин. М., 1973.
23. Юргевич В. Генуэзские надписи в Крыму // ЗООИД. Т.5. 1863. С.157-177.
24. Якобсон А.Л. Армянская средневековая архитектура в Крыму // ВВ. Т.VIII. 1956. С.166-191.
25. Якобсон А.Л., Таманян Ю.А. Армянская архитектура в Крыму. Ереван, 1990.

---

^{1 В письменных источниках XIV в. встречаются также другие варианты названия квартала – «Верхние земляные жилища», «Верхний, армянами населенный участок», «Верхний участок с землекрытыми жилищами» и «Чхбнис». Слово «hохетнер» буквально означает «земляные жилища», оно применимо также к террасной застройке склонов. По мнению Т.Э. Саргсян и М.В. Петросян, топоним «Чхбнис», который состоит из армянских корней «чивх» (ветвь) и «бнивс» (жилища), «указывает на ответвленную, многонаправленную структуру средневекового армянского участка города Сурхат-Крым» [19: с.32-33], что несколько надуманно. По сути, все известные названия квартала, будучи взаимно дополняемыми, всего-навсего лишь четко отражают наиболее характерные черты архитектурного облика этой части населенного пункта – расположение на возвышенном месте, грунтовые кровли и турлучную конструкцию стен.}

^{2 План введен в научный оборот М.Г. Крамаровским [10: с.151]. Пользуясь случаем, сердечно благодарю С.Г. Бочарова, любезно предоставившего качественную копию данного документа для работы и публикации.}

³ Минареты обеих мечетей вместе изображены М.М. Ивановым на акварели с видом медресе, датированной 1797 г. [СПб. Русский музей. Шк А 69/V: Р-5876].

^{4 Достаточно большой представляется вероятность того, что на его месте в свое время находилась рыночная площадь (торговая зона) армянской части средневекового города.}

^{5 Для сравнения размеры других армянских храмов Таврики: св. Знамения в монастыре Сурб-Хач – 14,8 х 9,7 м; св. Иоанна Предтечи в Каффе – 5,0 х 3,5 м; св. Ильи в Бахчи-Ели – 18,0 х 8,3(8,5) м.}

^{6 В качестве примера весьма показательны его акварельные рисунки с изображением медресе в Старом Крыму и крепости в Инкермане, достоверность и точность которых подтвердили другие иконографические материалы, равно как, натурные исследования данных памятников [4: с.305; 6].}

^{7 По свидетельству П.С. Палласа, церковь имела «притвор, состоящий из двух отделений» [16: с.115]. Возможно, речь идет о двустолпном гавите.}