SUMMARY
S. G. Koltukhov
THE MAIN BURIAL IN THE BESH-OBA IV/2 KURGAN MOUND
In
this publication there are reflected the results of excavation
of the primary burial from a small barrow IV/2 belonging to the
Ak-Kaya (Belogorsk) necropolis of Scythian aristocracy, located
at the Pre-Mountain zone of the Crimea. There has been found a
Heraclean amphora with a stamp of the magistrate Lykon dated ca.
360 ВС. The burial was made in a dug in soil tomb covered with
stone plates. Burial goods of the Scythian warrior consisted of
two darts, a small spear-head, bronze arrow-heads, an iron knife,
a wooden bowl with relief overlays and an amphora. On the ancient
horizon near the tomb were buried three bridled and saddled horses.
При изучении погребальных памятников 4 в. до н. э., принадлежащих
степной скифской аристократии, исследователи проявляют интерес
и к сравнительно небольшим курганам — «спутникам». Это позволяет
получить общее представление о формировании курганных могильников
в зоне размещения аристократических памятников, их хронологическом
и топографическом отношении к доминирующему кургану. Чрезвычайно
показательны результаты работ с материалами небольших курганов
группы Солоха [1], засвидетельствовавшие то,
что формирование группы началось не ранее появления эпонимного
памятника [2].
В
связи с этим, при подготовке публикации возник вопрос, что представляет
собой в пространственном и хронологическом отношении курган Беш-Оба
IV/2. Он расположен в границах Аккайского (Белогорского) могильника,
находящегося на границе крымской степи и предгорий между реками
Биюк-Карасу и Кучук-Карасу. Курганы занимают вершину г. Ак-Кая,
ориентированную с севера на юг, и смыкающуюся с ней вершину г.
Беш-Оба, вытянутую с запада на восток [3]. Курган
IV/2 на основе топографической ситуации включен нами в одну из
бешобинских групп, в которой доминирует курган IV, высотой около
-10 м [4]. Он находится в 150 м к северо-востоку
от большого кургана, в верхней части обращенного к северу склона
куэсты Беш-Оба. Остальные курганы этой группы находятся в восточном
и северо-восточном направлении на расстоянии от 24 метров (курган
IV/1) до 700 м (курган IV/8) от кургана IV. Для некоторых из них
установлена хронологическая связь с курганом IV. Например, основные
погребения в курганах IV/3 и IV/8 совершены в каменных склепах
[5]. Уже это позволяет думать, что они были сооружены
не ранее доминирующего кургана, широко датированного нами третьей
четвертью 4 в. до н.э. [6]. Поскольку в склепах
обнаружены «коллективные» погребения эллинистического времени,
на наш взгляд, более поздние, чем сами гробницы, для определения
времени сооружения курганов приходится привлекать фрагменты амфор.
В насыпи кургана IV/3 и в дромосе склепа обнаружены обломки стенок
гераклейских амфор и хиосской амфоры. Такое сочетание типично
для 4 в. до н. э. и практически невероятно в более позднее время.
В разграбленном склепе кургана IV/8 найдены фрагменты херсонесских
амфор, амфор Менды и книдской амфоры, ранее определенной как Солоха
I. Если амфоры херсонесского производства были широко распространены
и в 3-2 вв. до н. э., то амфоры Менды в Северном Причерноморье
в эллинистическое время не известны. То же можно сказать и о книдских
амфорах, охарактеризованных С. Ю. Монаховым как тип I [7].
Курган
IV/2 имеет иные черты, чем упомянутые выше небольшие курганы этой
же группы. Диаметр округлого кургана 24 м, высота по внешней нивелировке
1,5 м (Рис. 1: 1). Ныне задернованная насыпь ранее распахивалась,
соответственно высота ее уменьшилась не только за счет естественного
расползания, но и за счет механического воздействия. По периметру
кургана на полах и близ них заметны небольшие обломки известняка,
происходящие, скорее всего, от каменной крепиды. В 1996 г. в центре
кургана грабителями была вырыта яма, ее дно было доведено до уровня
плит перекрытия основного погребения, однако могила к началу раскопок
еще не была вскрыта. По периметру этой ямы нами заложен небольшой
раскоп, достигший площади 36 кв. м. После завершения работ насыпь
кургана в границах раскопа была восстановлена.
В
процессе работ были исследованы два погребальных сооружения: основная
могила с расположенным рядом с ней захоронением коней и впускной
склеп в западной поле кургана. Структура курганной насыпи определена
в границах исследованного участка. При высоте в центре, составлявшей
1,7 м от поверхности погребенной почвы, насыпь оказалась однослойной,
состоящей из небольших грунтовых вальков. Выброс суглинисто-мергелистого
грунта из основной грунтовой могилы располагался на поверхности
погребенной почвы вдоль длинных ее бортов. Мощность погребенной
почвы не превышала 0,3 м, ниже начиналась подпочва, переходящая
в тонкий слой суглинка, подстилаемый мергелевыми отложениями.
Основное
погребение кургана заслуживает развернутой характеристики (Рис.
1: 2). Его публикации предшествовало предварительное сообщение
с его кратким описанием [8] и обзор материалов
впускного склепа из этого же кургана [9].
Прямоугольная
могильная яма, расположенная в центре кургана, характеризуется
отвесными стенками и закругленными углами, ориентирована с северо-востока-востока
на юго-запад-запад. Ее размеры 2,6 х 1,3 м, глубина от древней
дневной поверхности 1,4 м. Дно ровное. Могила была перекрыта тремя
известняковыми плитами, уложенными поперек ямы, но расколовшимися
под давлением насыпи и рухнувшими вниз. Это привело к частичному
разрушению костей и отдельных предметов погребального инвентаря.
Грунт заполнения делится на два слоя, вверху плотный чернозем,
попавший в могилу после разрушения перекрытия, ниже 20-40 сантиметровый
слой деструктурированного грунта, просочившегося в щели перекрытия
и осыпавшегося со стенок могилы.
Костяк
взрослого человека лежал в вытянутом положении на спине, головой
на запад-юго-запад (Рис. 2: 1). Череп наклонен в правую сторону,
руки и ноги выпрямлены. У левого бедра — следы истлевшего колчана
или горита с 65 бронзовыми наконечниками стрел (Рис. 3: 10). Между
верхней частью костяка и северной стенкой могилы лежали железные
наконечники двух дротиков и копья (Рис. 3: 4-6), рядом с каждым
из них находилась железная пронизь, служившая для фиксации чехлов
или футляров, надевавшихся на наконечники (Рис. 3: 1-3). Здесь
же находились два железных втока (Рис. 3: 7-8), видимо, древки
дротиков были сломаны при помещении в могилу. В юго-восточном
углу могилы стояла гераклейская амфора с клеймом (Рис. 4:1). У
южной стенки могилы лежала часть тушки ягненка и железный нож
с остатками костяной рукояти (Рис. 3: 11). В 10 см к востоку от
костей животного между костяком человека и стенкой могилы в заполнении
найдено 5 пластинок из желтого металла с загнутым верхним краем,
украшенных пуансонным орнаментом (Рис. 3: 9). Очевидно, это накладки
на деревянную чашу, находившуюся в могиле и разрушенную при падении
каменного перекрытия.
Бронзовые
наконечники стрел по классификации А. И. Мелюковой могут быть
отнесены к типам: II, 8, 5; II, 10, 12; II, 10, 9; II, 6, 1 [10].
Необходимо отметить отсутствие трехгранных наконечников, что связано
с индивидуальными особенностями колчанного набора. Он состоит,
в основном, из стрел двух первых типов. Такие стрелы встречаются
в хорошо датированных комплексах, распределяясь по времени от
Солохи до Огуза. Интересно, что три первых типа стрел характерны
и для колчанов №№ 3-7, происходящих из кургана, раскопанного близ
Солохи [11]. Погребение в этом кургане сопровождалось
чернолаковым киликом, судя по профилю, относящемуся к середине
— третьей четверти 4 в. до н. э., и амфорой этого же времени,
скорее мендийской мелитопольского варианта, чем фасосской. Четвертый
тип стрел представлен несколькими короткими, широкими в основании
наконечниками. Например, такой наконечник известен в комплексе
из кургана 5 у Дубоссар, относящемся ко второй четверти 4 в. до
н. э.[12].
Наконечники
дротиков типичны для Северного Причерноморья и были широко распространены
в степи и лесостепи на протяжении 4 в. до н. э. Их перо почти
всегда имеет строгие треугольные очертания и обращенные вниз жальца.
Дротики из публикуемого комплекса, длиной 54 и 40 см, обладают
необычным очертанием пера, для которого характерны углы и прямые
линии. Показательна архаичность их головок, об этом свидетельствует
сходство с предскифскими двухлопастными наконечниками стрел из
Малой Цимбалки, или еще более выразительная аналогия с двухлопастными
наконечниками с опущенными жальцами из могильника у Кисловодской
мебельной фабрики. Большее сходство с длинным наконечником из
бешобинского кургана имеет наконечник дротика из Елизаветовского
могильника на Нижнем Дону [13]. Близкими очертаниями
обладают наконечники дротиков из погребения Акбурунского кургана
1875 г.[14], датируемого временем у рубежа 4-3
вв. до н. э. От бешобинских находок они отличаются лишь плавным
переходом от пера к острию. Следовательно, несмотря на то, что
прямых аналогий нами не обнаружено, наиболее близкие по очертаниям
наконечники дротиков известны на европейском Боспоре и на Нижнем
Дону. Возможно, эта форма характерна для Северо-Восточного Причерноморья.
Некоторую угловатость наконечников из публикуемого погребения
в настоящее время рационально соотнести с оригинальными особенностями
ковки или же сохранностью изделий.
Наконечник
копья, длиной 29 см, характеризуется остролистным пером с ребром,
конической втулкой с небольшим отверстием для крепления к древку,
внизу обрамленной валиком, и относится ко второму отделу наконечников
копий по А. И. Мелюковой [15]. В качестве аналогий
с близкими размерами можно указать наконечник из кургана 6 у Новониколаевки
на Нижнем Дону [16], наконечники из кургана 17
у Русской Тростянки [17] и кургана Терновое 4
[18] на Среднем Дону. Впрочем, подбор среднедонских
аналогий имеет одну особенность. Приводя их, мы не учитываем различие
в форме втоков, весьма специфических на Среднем Дону, и простых
цилиндрических, открытых снизу, происходящих из публикуемого здесь
комплекса, характерных для Степного Причерноморья. Среди копий
Днепровского Лесостепного Правобережья этого времени некоторое
сходство с публикуемым предметом имеет наконечник копья из кургана
Макеевка 489 [19].
Длинный
железный нож с костяной рукоятью, скорее всего, по форме близок
такому изделию, как хорошо сохранившийся нож из кургана у пос.
Шолоховский на правобережье Нижнего Дона [20].
Пять
подтреугольных пластинок, высотой 2,7 см, с пуансонным орнаментом,
украшали деревянную чашу, о чем можно судить по их профилю, отверстиям
для гвоздей и загнутому верхнему краю. Они, по типологии В. О.
Рябовой, могут быть отнесены к группе треугольных пластин с орнаментом
из точек, широко датируемых 5-4 вв. до н. э. [21].
Гераклейская
амфора, высотой 70 см и диаметром 24,5 см, по форме и размерам
может принадлежать к варианту II-2 [22]. На ней
присутствует клеймо магистрата Ликона и мастера Крония (Рис. 3:
1), относящееся к третьей магистратской группе, датируемой от
конца 70-х до середины 50-х гг. [23]. Деятельность
магистрата Ликона С. Ю. Монахов относит либо к рубежу 70-х-60-х
гг. [24], либо к первой половине — середине 60-х
гг. 4 в. до н. э. [25]. Среди опубликованных
сосудов, прямой аналогией выглядит гераклейская амфора с клеймом
из нижнеднепровского кургана 4 группы V у с. Первомаевка26, встреченная
в комплексе с киликом третьей четверти 4 в. до н. э. Впрочем,
авторы публикации отнесли амфору к первой четверти столетия. С.
Ю. Монахов восстанавливает на этом сосуде клеймо магистрата Молосса,
деятельность которого он относит к 70-м гг. 4 в.[27].
Захоронение
трех коней было совершено к западу от основной могилы на уровне
поверхности древней погребенной почвы под аморфным каменным закладом,
высотой до 75 см (Рис. 1: 2). Под давлением камней многие кости
разрушились. Судя по всему, камни были уложены непосредственно
на конские крупы, однако ближе к головам животных прослежены отпечатки
истлевшего дерева. Возможно, эта часть заклада была приподнята
и опиралась на деревянное основание. В пользу такого заключения
свидетельствует и то, что край заклада, примыкавший к могиле,
был оформлен в виде однослойной кладки, высотой 45 см. Подобная
реконструкция, подразумевающая падение камней и грунта после разрушения
деревянного основания, может объяснить и то, что черепа, удила
и псалии были сильно фрагментированы.
Кони
были уложены на брюхо вплотную друг к другу, головами на северо-восток
(Рис. 2: 2; 4: 2).
Костяк 1 — южный. Во рту — железные
удила с псалиями (Рис. 5: 3), на остатках черепа — бронзовый наносник
(Рис. 5: 1). В области холки и слева у ребер — две бронзовые пронизи
(Рис. 5: 2). Учитывая то, что в комплексе отсутствует подпружная
пряжка, есть основания думать, что одна из двух пряжек, учтенная
в комплексе снаряжения коня 2 (Рис. 6: 3), на самом деле принадлежала
седлу коня 1.
Костяк
2 — центральный. Во рту — железные удила с псалиями (Рис. 6: 1),
рядом две бронзовые пронизи (Рис. 6: 6), у левой передней ноги
— три бронзовые ворворки (Рис. 6: 4), справа от крупа — бронзовая
пряжка (Рис. 6: 3), слева — железная пряжка (Рис. 6: 2). Скорее
всего, бронзовая пряжка относится к снаряжению коня 1. В области
таза — две бронзовые бляхи (Рис. 6: 5).
Костяк 3 — северный. Во рту — железные
удила с псалиями (Рис. 7: 1), к одной из половинок прикипело железное
кольцо, рядом находились обломок серебряного кольца с ушком для
подвешивания (Рис. 7: 3) и звено железной цепочки (Рис. 7: 5).
У левой передней ноги — железная пряжка (Рис. 7: 4), у коленного
сустава правой ноги — две бронзовые бляхи (Рис. 7: 2).
Расположение
бронзовых блях свидетельствует о том, что некоторые ременные части
узды могли быть сняты (разорваны?) и положены отдельно.
Набор
металлических предметов конского снаряжения характерен для 4 в.
до н. э. [28]. Подобные изделия встречаются не
только в рядовых курганах, но и в многочисленных погребальных
памятниках скифской аристократии29. В нашем случае существенное
отличие от снаряжения большинства коней из элитных курганов заключается
в отсутствии на удилах строгих насадок. Эти кони были приучены
к всаднику.
Удила
всех трех коней были двухчастными, в их наружные петли были вставлены
крупные прямые псалии с восьмерковидным расширением в срединной
части и утолщениями на концах. Судя по удилам коня 3, вместе с
псалиями в петлях находились железные кольца для повода. Такие
наборы хорошо известны в Степной и Лесостепной Скифии.
Четыре
литые бронзовые бляхи в виде лапы хищника со спиральным завитком
верхней части относятся к типу, широко распространенному в 4 в.
до н. э. в Северном Причерноморье. Пространственные границы их
бытования простираются от Болгарии на западе [30],
до Приазовья на востоке, и до Лесостепного Правобережья [31]
и Среднего Дона [32] на севере. Такие бляхи представлены
в нескольких вариантах, включающих и образцы так называемого «фракийского»
стиля. Наши находки не имеют прорезей и относятся к наиболее простому
варианту с трехчастным выступом внизу, который, учитывая территорию
наиболее широкого распространения, можно охарактеризовать как
нижнеднепровский.
Бронзовые,
трехгранные в сечении пронизи, встреченные по два у конских костяков
1 и 2, исходя из реконструкции В. А. Ильинской [33],
может быть, следует охарактеризовать как детали узды, находившиеся
в местах скрещения ремней. Подобные изделия из железа и бронзы
широко распространены в пределах Скифии.
С
костяком 2 мы связываем три бронзовые ворворки. Они могут быть
охарактеризованы как низкие конические. Последние были широко
распространены в Скифии и использовались в качестве украшений
или функциональных элементов конской узды. В бешобинском кургане
они представлены в тонкостенном варианте [34],
типичном для 4 в. до н. э.
Бронзовый
нахрапник принадлежит к серии изделий со стилизованным изображением
протомы реального или мифического животного, скорее всего, ушастого
грифона. Он плоский, двухсторонний, без расширения (пяты) в нижней
части. Отсутствие опоры свидетельствует о том, что вертикальное
положение изделия в узде либо строго не фиксировалось, либо нахрапник
вставлялся в деревянное или металлическое основание, что более
вероятно. Технологически и стилистически ему близки два нахрапника
из курганов Среднего [35] и Нижнего Дона [36].
Все
три подпружные пряжки относятся к типам, имевшим в скифское время
самое широкое распространение в степи и лесостепи. Бронзовая подпружная
пряжка с кнопочными выступами имеет аналогии на Среднем Дону в
кургане 14 могильника Русская Тростянка [37]
и в курганах Лесостепного Поднепровья [38]. В
сущности, к этому же типу относятся две нижнеднепровские пряжки:
из южного захоронения коней в Толстой Могиле, отличающиеся от
нашей находки лишь незначительными деталями [39],
и из Гаймановой могилы [40].
Круглая
пряжка с язычком-выступом находит весьма близкую аналогию в Солохе
[41]. Такие пряжки представлены в курганах 14
и 17, 18 у Русской Тростянки на Среднем Дону, в кургане 4 у хут.
Сладковский на Нижнем Дону [42]. Подобная же
пряжка, но с рельефным декором, происходит из второго Мордвиновского
кургана [43] на Нижнем Днепре.
Третья
пряжка относится к группе прямоугольных или подовальных рамочных
изделий с кнопкой-выступом, широко распространенных в 4 в. до
н. э. Они хорошо известны на Нижнем Днепре и в Днепро-Молочанском
междуречье, например, присутствуют в Мелитопольском кургане [44],
Толстой Могиле [45], Водяной Могиле [46].
Обратимся
к хронологии основного погребения кургана IV/2. Для подавляющего
большинства предметов вооружения и деталей конского снаряжения
она специально не разрабатывалась, не входит это и в задачи нашей
публикации. Можно лишь отметить, что эти изделия, как правило,
рассматриваются в широких рамках 4 в. до н. э. Единственным хорошо
датируемым образцом античного импорта в комплексе была гераклейская
амфора, которую в соответствии с современными взглядами на клеймение
Гераклеи Понтийской можно поместить в 60-е гг. 4 в. до н. э. Следовательно,
курган IV/2 непосредственно не связан с доминантой курганной группы
— курганом IV, и несколько старше его. Однако к такому выводу
в настоящее время следует относиться как к предположению. Указанная
нами для кургана IV предварительная датировка (третья четверть
4 в. до н. э.) основывается на морфологических особенностях античных
амфор. Однако ее еще следует подтвердить или откорректировать
датировкой керамических клейм, происходящих из гробниц и курганной
насыпи. Вполне вероятны подвижки и в периодизации самих гераклейских
клейм.
Если
исходить из возможностей связи двух упомянутых курганов, то погребение
в кургане IV/2, в принципе, можно рассматривать как захоронение
коневода. Этому соответствует как характер вооружения, так и количество
коней. Однако для обоснования этого предположения необходимо завершить
раскопки обоих курганов. В случае отсутствия такой связи погребение
может рассматриваться как могила рядового воина. Оружие свидетельствует
о том, что это легко вооруженный всадник-лучник и метатель дротиков.
Отсутствие меча позволяет предположить, что конник относился к
той части войска, которая не должна была вступать в ближний бой.
Наличие украшений от деревянной чаши, считавшейся символом воинской
доблести, можно рассматривать как признак особой отваги умершего
[47].
Чрезвычайно
интересно погребение коней. В отличие от подавляющего большинства
конских захоронений в скифских курганах, они уложены на древнем
горизонте, а не в могильных ямах. В Крыму отсутствие специальных,
глубоких конских могил зафиксировано в курганном некрополе Нимфея
[48]. Здесь костяки животных, как правило, находились
под завалами камня, перекрывавшими коней и гробницы всадников.
Захоронение коней под навалом из мелкого камня, совершенное на
ровной поверхности материка [49], известно и
в Акбурунском кургане 1862 года. Видимо, на европейском Боспоре
такая особенность обряда возникла под воздействием варварской
северокавказской традиции. Это подтверждается и тем, что в Степной
Скифии погребения коней на древнем горизонте единичны [50].
На
вероятность неких, условно «восточных» черт указывает и форма
дротиков, находящих подобие на Нижнем Дону и в курганном некрополе
Пантикапея. Здесь уместно вспомнить и приведенные в качестве аналогий
украшению коня 1 бронзовые нахрапники, происходящие со Среднего
и Нижнего Дона. Ориентировка погребенного типична для Степного
Причерноморья и Крыма. Погребальное же сооружение, в виде грунтовой
ямы с плитовым перекрытием, со второй четверти — середины 4 в.
до н. э. становится одним из основных типов могил скифского населения
восточной части Крымского полуострова.
©
С.Г. Колтухов
____________________________________
Наша
справка:
полные описания источников, использованных автором в данной статье,
находятся в общем списке библиографии сборника "Древняя
Таврида".